https://vk.com/topic-4623338_7902654
35 БЕРЕГОВАЯ БАТАРЕЯ (краткая историческая справка)
Пер-вая боевая стрельба батареи в обороне Севастополя 1941 – 1942 гг. была проведена 7 но-ября 1941 года по частям германской 132-й пехотной дивизии, наступавшей в р-не хутора Мекензи. К декабрю 1941 года было выполнено примерно 300 выстрелов на ствол при норме 200, износ орудий первой башни составил 85%. Появились трещины, а в дульной части наружной части ствола обнаружилось вздутие. 5 декабря 1941 началась замена стволов. Положение осложнялось тем, что необходимо было обеспечить скрытность работ и тем, что предназначенный для этой операции козловый кран был поврежден. От склада хранения в бухте Казачья запасные стволы с помощью некоторых механизмов штатного крана и тракторов были доставлены на место установки. Работы в башне № 1 были окон-чены 10 января 1942 года.
17 декабря 1941 года батарея вела огонь башней № 2. Около 16 часов, во время пере-зарядки левого орудия, после девятого выстрела произошёл досрочный выстрел. Замок был снесён, в башне вспыхнул сильный пожар. Расчёт пытался погасить огонь, но в это время вспыхнули 2 полузаряда в зарядном устройстве правого орудия, а затем ещё 4 в шахтах обоих подъёмников боеприпасов.
Последовал взрыв, который был настолько силен, что почти тысячетонная башня подпрыгнула вверх. Бронированные стены и крыша были разорваны на отдельные листы. Средняя часть крыши весом 88 тонн упала в башню и разбила механизмы орудий. Около 40 человек личного состава боевого и перегрузочного отделений башни погибло. В на-стоящий момент, если зайти на батарею со стороны Голубой бухты, можно увидеть уста-новленный им памятник.
К счастью, удалось пустить в ход систему противопожарного орошения погребов и спасти батарею от взрыва артиллерийских погребов и полного уничтожения. Причиной катастрофы, предположительно, явился оставшийся в стволе тлеющий остаток ткани по-лузаряда. Он коснулся при закрывании замка нового картуза, который вспыхнул и вызвал преждевременный выстрел при открытом замке.
Работы по восстановлению разрушенной башни с одновременной заменой изношен-ных орудийных стволов были начаты в середине января 1942 года и продолжались всего 2 месяца. Замена стволов проходила по новой, отработанной на башне № 1 схеме. Вместе с тем, необходимо было провести большой объём восстановительных и ремонтных работ. Выход из строя артиллерийских башен и критическая ситуация на сухопутном фронте вы-нудили командование направить большую часть личного состава в батальоны 8 бригады морской пехоты СОРа (впоследствии, их большая часть погибла в боях на Мекензиевых горах, а оставшиеся в живых в январе 1942 возвращены на батарею).
После овладения Севастополем немцы провели тщательное обследование наших укреплений, в том числе 30 и 35 ББ. Результатом стала работа «Борьба за Севастополь», опубликованная в 1943 году и переведенная на русский язык в 1946. Рассекречена она бы-ла лишь в 1987 году. Вот некоторые строки из неё: «Наиболее мощными средствами бере-говой обороны Севастополя являлись бронированные батареи «Максим Горький» I и II. Обе батареи по размерам и конструкции превосходят все, до сего времени известные в СССР. В своих главных частях они одинаковы по устройству. У обеих при тщательном исполнении в деталях есть недостатки: во-первых, они сосредотачивают максимум огня в одном месте, а во-вторых, все массивные и высокие бронебашни хорошо видны издалека.
Севастопольский завод боеприпасов покрывал потребности оборонительных заграж-дений в торпедах и минах. Арсеналы были устроены в многочисленных штольнях, проло-женных в крутых меловых и известковых обрывах берегов. В Инкерманских штольнях они занимали высоту в три этажа. Входы в штольни имеют сквозники, посреди которых построены бронированные внутренние ворота-выходы из них, также закрываемые брони-рованными тяжелыми воротами, расположенными над галереями пристройки. От артил-лерийского и воздушного обстрела и от взрывов ручных гранат штольни защищал при-крывающий пристройки козырек двухметровой толщины. Большевики отстаивали эти штольни весьма упорно, вплоть до того, что взрывали их вместе с собой.
Шарашкина контора – это то место, где я работаю. Я работаю директором. Директор в нашей конторе имеет такие привилегии, как право подписи и собственный кабинет площадью три на два метра.
Раньше у меня была секретарша, которая умела отвечать на звонки, наливать кофе и заваривать «доширак» (в лучшие времена «биг ланч»). Несмотря на обилие талантов, Марину никто не брал на работу, и к нам она пришла от отчаяния. Видимо, её природная скромность и хромота отпугивали работодателей, или секретарша в их понимании, должна была выглядеть иначе. Печатать Марина не умела, зато «косынку» раскладывала с закрытыми глазами. Но пришло время, когда её компьютер ушел за долги по аренде, и Марина на работе стала откровенно скучать. Этот ли факт, или что-то иное тут сказалось, но теплым июльским вечерком, получив январскую зарплату, Марина исчезла в неизвестном направлении и больше не появлялась.
Впрочем, я не сильно расстроился. Честно говоря, мы с ребятами даже слегка отпраздновали (две «Столичной», банка шпрот и батон с майонезом) это событие. Ведь тяжело общаться с девушкой, которая, глядя на тебя, одним глазом почему-то всегда смотрит куда-то вверх. Из-за этой её особенности все клиенты, разговаривавшие с Мариной, видимо от непривычки, постоянно оглядывались, думая, что кто-то стоит позади. Да и кофе она вечно расплёскивала.
Другое дело Катя. Катя – один из трёх наших агентов. Агентов чего? Агентов по недвижимости, разве я не говорил, что у нас агентство недвижимости? Стерва ещё та, конечно, но общаться с ней всегда интересно. Свой пацан в женском обличье. Хорошая девчонка, и был бы я помоложе, я бы… Эх!
Но и без меня ей хватает мужского внимания. Даже вечно молодой после работы и по утрам усатый Лукич, наш водитель, на неё заглядывается, чего уж говорить о молодых парнях.
Молодых парней у нас было трое.
Бородатый Юра в прошлой жизни, наверное, был бардом и где-то в сибирской тайге, меланхолично перебирая струны у костра, пел что-то типа «И ночами снятся мне недаром, холодок оставленной скамьи, тронутые ласковым загаром руки обнаженные твои…». По крайней мере, ходил он всегда в девственно грязном свитере и носил бороду. Несмотря на бардовское прошлое, Юра был нашим фотографом. Он фотографировал объекты недвижимости, и никто в этом городе не мог так удачно найти ракурс, что убогая двушка превращалась в отличное жилье (двухкомнатная квартира после ремонта, все удобства, в центре).
А Петя и Федя были даже не родственники, хотя выглядели близнецами. Из-за этого все их вечно путали, как например Лукич. Это было, когда Федя, как молодой, побежал за водкой, а Лукич, любитель оперативно догнаться, пристал к Пете с вопросом, почему тот ещё тут, а не там.
Если вас интересует внешность этих ребят, то произнесите вслух по-английски полное Петино имя, и вы будете примерно в шаге от истины. Никакими любителями мужского общества Петя с Федей, конечно, не были, но выглядели именно так...
В тот день у Юры пропал фотоаппарат. Как и при каких обстоятельствах он пропал, было непонятно. Посторонних, как любит выражаться наш участковый, в тот день в офисе не было. Понятно, все отлучались в туалет или покурить, но в конторе кто-то постоянно был. Впрочем, всё это выяснилось потом.
А на тот момент всё обстояло так, что все уже взволнованно поглядывали на часы и считали минуты до конца рабочего дня, у всех уже висело окно «выключить компьютер», а курсор висел над кнопкой «выключение». Юра собрал свой ноутбук и понял, что его фотоаппарата, стоившего каких-то безумных для него денег, нет. Где-то я слышал выражение «плач волчицы». В тот момент я понял, что примерно это означает.
Юра словно собрал всю свою бардовскую скорбь и излил её на окружающих. Однако случилось это не сразу, сначала он, как говорит наш участковый, опросил присутствующих. Присутствующие во главе с Юрой обыскали все тридцать квадратных метров конторы, но фотоаппарат не обнаружили. После чего присутствующие ничего нового не сообщили, кроме того, что нет Лукича.
«Лукич! А где он?», – обрадовавшись, спросил Юра. Лукич стал воплощением тайных надежд Юры.
«А ведь в обед Лукич один оставался в офисе…», – задумчиво сказал Петя или Федя.
«Точно!», – сказал я. – «Вы уехали на объекты, я спускался вниз за свежими газетами, а за старшего тут оставался Лукич».
После ухода Марины мы старались всегда кого-то оставлять в офисе, чтобы отвечать на телефонные звонки.
После плача волчицы Юра стал какой-то хладнокровный и целеустремленный. «Значит, Лукич», – пробормотал он и набрал номер Лукича на мобильном. Лукич был недоступен. «Всё ясно», – сказал Юра.
«Вызовем милицию или подождём Лукича?», – спросил я.
При слове «милиция» все насторожились, и я понял, что пора, как говорит наш участковый, брать вожжи в свои руки. Но только я так решил, как ко мне подошла Катя и попросила поговорить с глазу на глаз.
Я откашлялся и сказал: «Ребята, будьте здесь, а мне надо поговорить с Катериной».
Мы зашли ко мне в каморку, заперлись. Я сел за стол, Катя осталась стоять.
– Валентин Николаевич, – не стала тянуть резину она. – Фотоаппарат взяла я. Вы все вышли курить, а я его взяла. Хотела пофотографироваться для сайта знакомств. Потом захватила его с собой на встречу и где-то в дороге потеряла. Не надо милицию. Я Юре с зарплаты буду частями отдавать и верну всё до копейки.
– Эээ… – то, что она сказала, было для меня сюрпризом. – Хорошо, а что ты предлагаешь Юре сказать? Советую сказать, как есть. Юра человек разумный, думаю, поймёт, что ты не воровала, а взяла попользоваться, просто… эээ… форс-мажор случился, и ты его вернуть не можешь. Так? А почему ты не попросила его просто, чтобы он сам тебя пощёлкал?
– Валентин Николаевич, вы не в курсе, наверное. Мы с ним раньше были вместе, и, честно говоря, я не хочу лишний раз оставаться с ним наедине. Если вам не трудно, объясните ему всё сами, пожалуйста.
Я кивнул, и Катя вышла. Ничего себе, третий год вместе работаем, а я и не в курсе, что у меня тут служебный роман был. А, Юра, Юра! Во даёт! Наверное, Катя любит бардовские песни, все эти «быть может, ни к чему мне вам шептать признанья, быть может, ни к чему мне вас благодарить, быть может, это сон, и нет ему названья, но в этот вечер я рождён, чтоб вас боготворить…». «В этот вечер я рождён», ага.
Пока я обдумывал нравы молодёжи, в каморку влетел мокрый Федя с большими глазами.
– Валентин Николаевич! Я должен признаться! Это – я!
– Отдышись, Федь, чего это с тобой? Что «ты»?
– Это я… Украл… Фотоаппарат Юркин. Я… – Федя дышал шумно, и слова из него вылетали перед вдохами. – Вы на Катьку не думайте, она специально на себя наговаривает.
– А ты-то откуда знаешь, что она наговаривает? Мы вообще-то о другом беседовали.
– Нет-нет, я знаю, догадался. Она от вас вылетела и бегом на улицу. Еле догнал её, там ещё дождь начался, она мне ничего не сказала, но я понял! Она всё врёт, она меня покрывает.
– В смысле «покрывает»?
– В том смысле, что если Юрка узнает, что это я фотоаппарат взял, то кто-то из нас кого-то убьёт.
– А зачем ей тебя покрывать?
– Как зачем? Так любим мы друг друга, понимаете? А она знает, что я фотографией увлекаюсь, а своего фотика нет, вот она и поняла, что это моя вина.
– Постой, постой, Федь. То есть ты, как говорит наш участковый, утверждаешь, что фотоаппарат украл ты, а Катя, поскольку любит тебя и не хочет, чтобы ты подрался с Юрой, взяла вину на себя?
– Да! Правда, я не знаю, любит или нет, но надеюсь, что любит. Она иногда так смотрит на меня, ну, вы понимаете? А вчера обещала мне, что сходит со мной в кино.
– Хм… Хорошо, милый мой, тогда объясни мне, зачем тебе понадобился фотоаппарат, и где он сейчас территориально находится?
– Ну… Я это… Я его взял и спрятал за батареей в мужском туалете, думал после работы унести. А потом кинулся за ним, когда вы про милицию сказали, а его уже нет. Кто-то забрал.
– Забрал, говоришь? Хорошо, допустим. И что ты предлагаешь делать?
– Давайте вы скажете Юре, что фирма возместит ему стоимость фотоаппарата, только не говорите, что это я его взял. А я отработаю эти деньги. Я уже посчитал, как раз выходит моя зарплата за три месяца.
– Ты жить-то как будешь, первокурсник?
Федя покраснел и замялся.
– Выживу. Стипендия есть, родители помогают, всё нормально будет.
– Ох, и достали вы меня своими подпольными играми. Ладно, договорились. Будем считать, что фотоаппарат украл кто-то из посетителей, и Юра сам к этому придёт. Убыток фотографу возместит фирма. Доволен?
– Доволен, Валентин Николаевич! Спасибо большое!
Федя кинулся ко мне, пожал руку и счастливый ушёл домой или в общагу, где он там живёт.
Я подивился запутанности межличностных отношений в моей конторе, разобрал бумаги и стал собираться. Выйдя из каморки, я увидел, как Петя с Юрой жмут друг другу руки, а у Юрки очень довольное лицо, как будто он спел только что сорок песен, а довольные слушатели просят его спеть ещё сто сорок.
– Что такое? – спросил я. – Нашёлся фотоаппарат, что ли?
– Нет, Валентин Николаевич! – бодро ответил несостоявшийся бард. – То есть да. Ну, как-то так. Это его Петька взял, оказывается. Взял сфоткать какой-то объект, и потерял. Сказал, что с зарплаты возместит, так что всё нормально!
Юра собрался, упаковал ноутбук и пошёл, насвистывая что-то типа «из суеты мегаполиса сердце и шины несут, по деревушкам и по лесу мой неизменный маршрут».
– Петя! – строго сказал я. – Я точно знаю, что фотоаппарат брал не ты.
Петя смутился. Но, вздохнув, он собрался и выпалил:
– Влентинниклаич, не знаю, что вам наговорил Федька, но фотоаппарат взял и потерял я. В общем, тут такое дело, понимаете, я неравнодушен к Федьке и…
Я начал кое-что понимать. Что у меня не офис, а латинский сериал. И что Петя, полное имя которого по-английски звучит нецензурно, именно этим словом и является.
– Стоп. Избавь меня от подробностей. С Юрой договорился?
– Да-да, конечно, мы решили, что я…
– Что ты будешь отдавать ему деньги за фотоаппарат с зарплаты. Я понял. Иди.
И Петя ушёл.
Я зашёл к себе, открыл сейф и вытащил початую бутылку коньяка и затвердевшую половинку плитки шоколада. Налил, выпил. «Ну и дела», – думал я, – «Немудрено, что дела слабо идут, когда тут такие страсти кипят».
Когда бутылка стала пустой, голова легкой, а на душе стало хорошо и спокойно, пришёл мой партнёр. Он снял старую кожаную кепку, вытер платком лоб и присел.
– Ну, как дела? – спросил он.
– Нормально, Лукич. А ты знал, что Катька до тебя с Юрой-фотографом встречалась?
– Ну так…, – ухмыльнулся Лукич. – Он меня на ней и застал как-то. А я чё? Я – ничё. Сука не захочет, старый конь борозды, не испортит, как говорится… Хорошая девка, огонь-баба!
– Понятно, – сказал я. Потом, помолчав, вытащил из стола фотоаппарат и протянул Лукичу:
– Держи. Сдашь в ломбард, как раз на аренду хватит.