https://avatars.dzeninfra.ru/get-zen...ca7/scale_1200
История одной семьи.
Нонна Мордюкова и Вячеслав Тихонов.
Только прямая речь.
Мордюкова (М.):
«В юности я была ничего собой, липли всякие... А мне - только чувства! Я крутила романчики, а любовь случилась со Славой Тихоновым. На втором курсе поняла, что беременна... Прибегаю однажды из института. Слава остался там в шахматы поиграть. Вдруг меня как скрутит в узел... схватки начались. Вижу, сквозь толпу ребят протискивается мой муж... Стал надевать мне ботинки: «Сейчас поедем в Москву. Машина стоит внизу...».
Как ни крутилась в машине, а про счетчик не забывала: надо же платить! Вернулась с ребенком в эту же комнату (общежитие). Чуть не ослепла, увидев на моей, а значит, на сыновней кровати бумажные цветы на подушке. Он хотел как лучше... Я мягко так собрала цветы, положила их на окно, а потом уж опустила сына на подушку...
Как-то утром, уже в институт собрались, стук в дверь. Входит медсестричка:
- Мальчик Мордюков здесь живет?
- Нет, - ответил муж. - Этот мальчик - Тихонов Владимир.
После ее ухода резко сказал:
- Собирайся, пойдем в загс!
Мы в ту пору были с ним еще не расписаны... На улице свистел морозный ветер, я несла сыночка и чувствовала, что одеяльце не защитит его розовую спинку от холода. Так и вышло - застудили. Потом несколько лет лечили от бронхита...
Молодые были наши мальчики, в том числе и мой муж:
ему хотелось после занятий остаться в институте, поиграть в шахматы... Я же, повесив на руку узелок с пеленками, ехала с сыночком в общежитие. Плетусь как-то ночью, несу бесценную ношу и вдруг провалилась в яму, выкопанную для столба. Извернулась, и кулек с ребенком остался наружу на вытянутой руке. Невредим! Поплелась дальше, облепленная глиной с ног до головы...
Мужа пригласили сниматься в кинофильме «В мирные дни» (1950), и он уехал, а мы с сыном остались одни, не знали, куда деваться. Я каждый вечер придумывала, у кого бы переночевать: после защиты диплома в общежитии уже нельзя было оставаться...
И вот пошли мы с Галей Волчек в Госкино. Ей тогда было всего четырнадцать лет. Стоит она, в матроске и в пионерском галстуке, держит моего сына на руках внизу, в коридоре, а я сижу наверху, в кабинете. Повезло. Умный такой дядька попался, дал направление в барак. Дорогой мой барак! Материально было тяжело. Крутились. Перед получкой аж пот проберет от беготни по этажам с надеждой занять денег. Бывало, заплачу и взмолюсь молодому, неприспособленному мужу: сделай хоть что-нибудь! Но он не знал, что делать. Однажды в отчаянии сунула руку в карман его пиджака, а там в паспорте десятка притаилась. Не посочувствовал моим слезам...
Муж за время нашей совместной жизни ни разу не ездил на подработки - считал, что это принижает духовное начало актера.
Но потом для другой женщины и для другой семьи стал-таки ездить, и очень ретиво.
Москва, почтовый адрес - центр. Коммуналка. Комната наша проходная, больше десяти лет ходила через нас семья из пяти человек. По пожарным условиям отгораживаться нельзя; висел фанерный лист, личико сына из-под него выглядывало. Гнездимся, суетимся, мебелишко переставляем для выгоды места. Муж давно смирился, только демонстративно поворачивался лицом к стене, когда земляки мои являлись и располагались на ночлег - кто гостевать, а кто поступать в институт. Старалась не видеть недовольства мужа. Виновата была, конечно, но отводила взор от безысходности. Один раз просыпаюсь от тяжелого дыхания над ухом, открываю глаза - собачья морда. Ой! Глядь, а рядом еще одна. А за ними - подруга детства и мужчина в военной форме. - Лина!
Стала надевать халат... накрыли на стол. Муж, будущий Штирлиц, долго лежал к стене лицом, пока не лайкнула на него собака. Тут уж он не выдержал - не смог: до самозабвения любил собак. Кашлянул, поздоровался с гостями - те ничуть не смутились, будто не они, а мы к ним нагрянули без предупреждения. Погладил собаку, тут же подставила бочок другая, так и разрядилась атмосфера.
Как-то разболелась я, крутилась на тахте. Муж играл в шахматы с моей подругой. Я старалась давить в себе боль... Он никогда не верил, что у меня что-то болит.
- А что, если стонать, легче становится? - не повернув ко мне лица, спросил он.
- Зойка! - закричала я, не в силах терпеть. - Вызывай «Скорую»!
Подруга кинулась к телефону, а муж смотрел на меня с раздражением. Я поняла, что так и должно быть, - не любил он меня никогда. И все же, как в палату поместили, думала, что он тут где-то, в больнице, переживает. Куда там! Не было его. Один раз только и пришел, но я не обижалась - привыкла...
К выписке из больницы передала мужу листок - список, что надо принести из одежды: ведь увезли меня на «Скорой» в одной ночной рубашке.
Приехал он за мной на такси, но одежду не привез. Снял с себя болоньевый плащ и надел на меня. Зато алюминиевый двухлитровый бидон не забыл, чтоб на обратном пути колхозного молока купить на базаре - он без него жить не мог. Сам остался сидеть в такси, а мне протянул бидон - как само собой разумеющееся.
Попали мы с сыночком как-то в больницу. Муж пару раз приходил, и, помню, выставлю в окошко повыше личико сына: смотри, мол, какой букетик. А сынок в поддержку мамы улыбнется. Отец таял. Думала, после больницы станет хвалить меня, больше любить. Но нет. Сухарь сухарем, молчун молчуном. Потом, правда, полюбил сыночка. Играл с ним. Сын смеялся, тянул ручки к нему. Отец носил его по комнате, и на лице его появлялась сдержанная улыбка. Внимания ко мне у мужа не прибавилось. Но куда денешься, раньше ведь считали: ребенок - это связь навек.
Раньше нельзя было разводиться: ребенок, семья, что скажут в институте. Боже сохрани! Надо терпеть. А про маму и говорить нечего. Бывало, чует, что мне не живется с ним, начинает причитать: «Ой, дочка, не бросай его! Он домашний. Никогда семью не оставит. Смотри, как бы одной не пришлось жизнь коротать, а он - судьба твоя».
Так больше десяти лет просуществовали. Мама умерла - мы и разошлись куда глаза глядят...»
Директор фильма "ЧП" Григорий Давыдович Чужий: "Летим в Москву - Славе Тихонову нужен был загранпаспорт, одежда и т.д. Переночевать собирались у них с Нонной Мордюковой, а на рассвете лететь в Чехословакию.
Поскольку ключи от московской квартиры Слава забыл в Гаграх, мы позвонили в дверь, но нам не открывали. Сели мы со Славой на ступеньки - ждем-с.
Тут соседка: "А вы звонче звоните! Нонночка дома. У нее гости".
Звоним настойчивее - глухо!
Тогда Слава говорит: "А теперь я уж точно не уйду отсюда всю ночь". Не оставлять же его одного! Опускаемся опять на ступеньки, курим... Через час открывается дверь, на пороге - улыбающееся "лицо кавказской национальности".
Нонна провожает его в накинутой на голые плечи шали, обнимает, целует и что-то шепчет на ухо. Но тут, увидев нас со Славой, бледнеет. Слава молча проходит в квартиру, собирает вещи и так же молча выходит.
Так и закончился брак Тихонова с Мордюковой. Казалось бы, я ни при чем, однако Нонна Викторовна не разговаривает со мной вот уже более сорока лет".
Мордюкова:
"Развалилась моя каретка. Вот только золотник остался при мне. С ним не пропадешь. Он главнее, чем муж и несуразная моя жизнь личная. Золотничок - это предназначение быть мне актрисой, с пониманием и умением создавать свое искусство на интерес людям!"
Вячеслав Тихонов: "Я от вас узнаю, что Нонна что-то написала обо мне. Это ее право. Ее личный взгляд на нашу с ней жизнь. Читать я всего этого не собираюсь! Да, я знаю, что многие мои мемуары ждут. Подумываю над этим, будет время - займусь. А личную жизнь я ворошить не хочу..."
Через 45 лет после развода Мордюкова и Тихонов одновременно лежали в ЦКБ. Не виделись.
Мордюкова: "Он первый про меня по телевизору — фильм назывался «Все о тебе», то есть о Мордюковой — сказал:
«Нонна, я виноват, что перепутал твою жизнь. Прости… Я хорошо к тебе отношусь, и все пустяки».
Я довольна была, что он сказал такое. Поэтому взяла и позвонила из больницы ему домой. Он же на два дня раньше меня выписался. А у нас с его женой хорошие отношения. Вот я и позвонила: «Славочка, дорогой, я тебя очень уважаю и посылаю тебе большой привет и спасибо, что ты вспомнил обо мне. Я тоже твою жизнь запутала, дорогой, не обращай внимания на то, что было, — что было, то уплыло. Все равно ты был первым, ты и последним остался для меня». ъ
Все как-то по-теплому говорили.
И сказала еще: «Очень целую тебя в щечку».
«Спасибо». И больше ничего не сказал. Что же он, разбираться бы там начал, что ли? Нет, он не такой. Он в душе все держит — такой человек.
Я говорю: «Спасибо, Славочка, и тебе тоже».
Это просто ответное ему мое слово за то, что он обо мне вспомнил так хорошо. Ведь развелись мы в 1963-ем. И все эти годы — 45 лет — ни разу друг с дружкой не поговорили…
Хоть и положили мы трубки, но не конец же всему. Я каждый день о нем вспоминаю. Как мы учились, как впервые на свидание пошли. Все это меня согревает. Потому что это детство и юность. Все же у нас со Славой была семья. Больше у меня уже не состоялось семьи. Я каждый день его вспоминаю и благодарю в душе.
А потом я ему еще написала письмецо. Маленькое такое: «Слава, была очередь большая, никак не соединяли с тобой. Так я решила написать… Что было, то было, а осталось только хорошее. А плохое не хочется вспоминать, оно у каждого бывает».
NB. Лицо кавказской национальности, о котором пишет директор фильма "ЧП" и который выходил от Нонны, - Борис Андроникашвили, сын писателя Бориса Пильняка, актер, писатель, который читал в подлиннике Байрона. Первый муж Гурченко и отец ее дочери.
С Нонной прожил 5 лет без брака.
https://ss.metronews.ru/userfiles/ma...89/858x540.jpg
Надменная Гурченко как-то спросила бывшего:
— Как ты мог променять меня на Нонну?
— В отличие от тебя, Нонна божественно готовит супы.
В отношениях с Борисом обе женщины были добытчицами, а он любил принимать гостей, устраивать шумные застолья.
Нонне это надоело.
А теперь, зная это, пересмотрите новыми глазами их совместную сцену в "Вокзале для двоих", там, где Мордюкова играла торговку с прозвищем "дядя Миша".