Предупреждаю первого дебила который тут по дебильному отпишется:
я сразу заблочу тему а ты как был дебилом так и останешься
Вниманию имбицелов, тема не для Ваших сообщений, тема о бренности бытия, о страдании и сострадании, тема для того чтобы на секунду задуматься о жизни.
ЦЕНА
Я родила их рано, в двадцать лет… Только во время беременности узнала, что муж – наркоман. Он сидел на героине. А я ничего не знала, ни когда замуж выходила, ни когда забеременела… Глупая девчонка, молодая, влюбленная... Я их родила недоношенными, так боялась, что больными родятся! Ничего все обошлось вроде. Красивые мальчики-близнецы… Ой, правда, они у меня такими красивыми получились: глазища, черные, огромные, – когда я с ними гуляла, на них на улице оборачивались.
И я думала про себя: с мужем не повезло, так хоть детьми Бог меня наградил…
Он кололся, все деньги на наркотики уходили… Придет домой – глаза стеклянные, вены синие… Какие дети? Ему ничего не надо было!..
Я ушла, когда им исполнилось 11 месяцев. Собрала все свои пожитки и закрыла за собой дверь. Брат моего мужа очень полюбил этих мальчиков, очень переживал мой уход: за несколько месяцев поседел полностью. Я вот вспоминаю то время и думаю, что он единственный в той семье понимал, что произошло. Что они потеряли навсегда – сыновей, внуков…
Первое время тяжело было. Еле концы с концами сводила. К родителям не могла вернуться: гордая была. Сняла квартирку. Плохую квартирку, бедную. Откуда деньги взять было? Потом я больше чем на год уехала из Осетии в Киев. Меня один из братьев забрал с собой: он видел, как тяжело мне было. Снял мне хорошую квартиру в Киеве, деньгами здорово помог. Пока мальчикам по два года не исполнилось, я там и жила… Хорошее время было… Я все время была с ними... Видите? Это осень, я гуляю с ними в парке (показывает фотографию). Правда, красиво? (Задумчиво) Самая красивая осень в моей жизни…
Когда им исполнилось 2 года, я решила вернуться в Беслан. Все-таки это мой город, я здесь родилась, выросла. Меня тянуло домой. Нужно было искать работу, не век же на шее у брата сидеть. Вот мы и вернулись.
Почти сразу вышла на работу: я парикмахер, арендовала маленький салон и начала работать. Мальчики почти все время были у моей матери. Вечером после работы я старалась забрать их домой. Я много работала… Очень много… С утра до вечера – стригу, стригу, стригу… Дотемна работаю... Ноги болят, к вечеру – ни живая, ни мертвая…
Мне надо было платить, за все платить… За квартиру, за аренду парикмахерской… Детей накормить, себя накормить. Обуть-одеть.
За эту жизнь я платила...
Понимаете, у этих мальчиков не было ничего: ни своего дома, ни отца, ни нормальной семьи. Я старалась сделать так, чтобы они не чувствовали себя обделенными. Я вкалывала, чтобы у них были хорошие игрушки, хорошая одежда: чтобы они не завидовали другим детям, у которых все это было…
Они росли у моих родителей. Последние два года они только у них почти и жили. Уроки в школе закончатся, они ко мне в салон прибегают:
- Ма-ам, пошли домой!
А как «домой»? Как я работу брошу? Отвечаю:
- Если я пойду сейчас домой, кто нам даст денег на квартиру, на зимние куртки, на конфеты? Если я пойду домой, где мы завтра окажемся, на улице?
Они понурые такие становились. Посидят со мной, посидят и к матери моей идут. А что делать?
Они уже взрослые мальчики были, они все понимали… Однажды нас выставили вон из квартиры на улицу. Им года три было, наверное, а я с ними на руках на лавочке ночь ночевала. Осень уже была – не та, красивая, киевская, наша - сырая, промозглая… В одеялко их укутала, к себе прижала, вот так и спали…
Мальчики мои знали, что такое нужда… Они помнили, как я с ними на улице ночевала…
Жизнь… (Задумчиво) За эту жизнь я платила высокую цену…
Думаете, я не скучала по ним?.. Не понимала, что после работы нужно встретить детей у школы, привести домой, накормить их горячим обедом?.. Думаете, я не знала всего этого? (Встает и отходит к окну) Но у них не было дома!... Мне некуда была вести их после школы… Я хотела купить квартиру: свою, просторную квартиру… Чтобы эти дети шли к себе, понимаете, к себе домой!..
(Смотрит куда-то вдаль окна и тихо плачет)
Я говорила себе: еще немного, еще чуть-чуть... Представьте, каждый месяц из зарплаты я платила за квартиру, за аренду салона, покупала детям вещи, оставляла на жизнь и еще умудрялась откладывать деньги на покупку квартиры.
Я работала, как проклятая. Закрывала салон часов в десять вечера, сама убирала мусор, мела и мыла пол… Смотрите (закатывает брюки) – я десять лет стою на ногах с утра до ночи, видите, какой варикоз? (Показывает на синие крученные вены) Мне всего тридцать лет, а я уже никогда не смогу одеть юбку и каблуки… Я угробила свои вены… Свою молодость, свое здоровье…
Да, за эту жизнь я платила сполна….
Я приходила домой около полуночи, а иногда, когда некуда было идти, я спала прямо в салоне, на старом узком диванчике. Мои дети были накормлены, спали на нормальных кроватях, поэтому я была спокойна…
Хотя… Что значит спокойна? Несколько лет назад моя родная сестра развелась с мужем и вернулась в родительский дом. Ей позволили вернуться. Она моих мальчиков не любила, очень ревновала мать к моим детям: видела, что их она любит больше, вот и отрывалась на моих.
И вот как-то стригу я клиентку, дверь открываются, а на пороге мои мальчики стоят в слезах. Что такое? Что случилось?
Они ревут. Мальчики мои, боевые, сильные ребята – ревут, как девчонки. Я извинилась перед клиенткой, отвела их в сторону.
- Что произошло?
- Мама, куда нам идти? Нас Анжела выгнала из дома, пока бабушки нет. Сказала: пи…уйте отсюда к своей матери и больше не возвращайтесь.
И стоят с пакетами в руках. Трусы, рубашки свои собрали и приехали ко мне. А куда им идти? Я все время на работе, их даже некому покормить было после занятий… Вот они и возвращались обратно, к моей матери.
…Это больно все вспоминать….
И первого сентября я не пошла с ними в школу… С вечера много заказов было, все перед праздничной линейкой делали себе прически, маникюры, укладки. Я могла хорошо заработать за эти два дня, самые денежные дни были. Мать звонит: не ходи, работай, Анжела все равно своего в школу ведет, вот и Сос с Асланом с ней сходят… Они просили меня, чтобы я пошла с ними… А я говорю: ну что вы, маленькие что ли? Линейка полчаса, и домой… Я заработаю за этот день столько, сколько за весь месяц…
(Стоит у окна, смотрит куда-то вдаль и долго молчит)
Когда школу захватили, я бежала к ним как ненормальная… Чуть сердце не вылетело из груди… Меня солдаты схватили и не пускают. Я кричу: там мои сыновья, там мои мальчики.
Три дня… Как на карусели: все перед глазами проплывает, все кружится, качается… Никакой надежды… Они не вернутся больше никогда… Я это сразу поняла…
…Ни-ког-да (задумчиво).
Третьего сентября сестра из школы на своих ногах прибежала… Сын ее вместе с ней: на нем и царапинки нет… А моих – нет… Где они? – кричу. Она: ой, а я и не помню, где они сидели, разбрелись по спортзалу, я за своим смотрела…
За эту ночь я едва не поседела. Сидела и не могла шелохнуться. Знаете, я все поняла за эти три дня… (Ходит по комнате)
«Столько за этот день заработаю» - так я им сказала. (растерянно, испуганно)
И они ушли одни… (Долго молчит)
Четвертого утром я встала и сразу поехала в морг... Захожу во двор. И тут меня начинает трясти… Дети... Кто без ноги, кто без руки, кто без головы... Я остолбенела. Понимаете, я знала к тому времени, что погибших будет много, но к такому я не была готова… Черные, изглоданные огнем кости... Запах гниющих тел…
И среди такого мне нужно было искать своих мальчиков. Мне как-то так представлялось, что раз они близнецы, то и лежать должны вместе. Ну, вот так – рядышком. Как две половинки одного целого...
Асика я почти сразу и увидела. Он сгоревший был, но лицо сохранилось. Легко узнать было. Я подошла к нему, села рядом…
Что вы, какие слова… Я не знаю, не знаю таких слов...
Вот жизнь твоя, бежишь, скребешься, надеешься, думаешь: чуть-чуть, чуть-чуть до счастья осталось!.. Потерпеть, стиснуть зубы… Деньги, квартира... (Рыдает) А может, им и не нужна была эта квартира! Эти чертовы деньги!.. Может, они меня ждали, ждали, что я встречу их у школы, накормлю горячим супом и пойду с ними домой…
Какой есть дом… Пусть не свой, какая разница, черт возьми?! Дом – это там, где мать… Там, где тебя ждут... Согреют, накормят… (Плачет)
Почему я не понимала этого – тогда?
Знаете, как мы спали? Втроем на одном диване. Я думала: Боже, как тесно! Втроем на одном диване. Один рядом ложился, другой «валетом». А я не понимала, какое это счастье – когда они рядом, и спят со мной на одном диване…
Хотите я расскажу вам, как я искала Соса четвертого сентября? Его среди опознаваемых не было, пришлось искать среди сгоревших… И я…Если видела тело… Похожее на него ростом… Я ложилась рядом и мерила: докуда пятки его дотянутся.
Он спал валетом, и его пяточки вот сюда упирались (проводит ладонью до подмышечной впадины)
На меня смотрели как на ненормальную. А я уже ничего не понимала, не чувствовала. Ложилась рядышком прямо на голую землю, ноги вытягивала и смотрела, мой это мальчик или не мой…
Вот такое наказание Бог для меня придумал… Но один раз и мне плохо стало…. Я легла, а на меня черви заползли… Белые, толстые…(Передергивает плечами) Они были повсюду… (Закрывает лицо руками) Они ползали по нашим детям и расползались по земле, к самому забору… Дети лежали под открытым небом… И матери, которые искали своих детей, видели все это… И черви ползали по ним…
Как больно…
Я нашла только одного мальчика, похожего на Сосика. Он по росту был похож. Пяточки вот сюда упирались…. Как во сне все… Вспоминаю, как сон… Но я хочу рассказать вам все до конца. Сколько вам лет? А мне тридцать. Я хочу, чтобы вы знали, какой бывает жизнь, какая она странная, непостижимая эта жизнь…
Я говорила о том, что нашла мальчика, похожего на моего. Он был сгоревшим – как черная головешка. Три дня назад мои мальчики мерили черные костюмы с белоснежной рубашкой, галстуком – и вот я смотрела на них, и самой себе завидовала. Какие красивые! Какие сильные! На них на улице оборачивались… Я смотрела на них, когда они примеряли костюмы и думала: ну вот, мои мужчины уже почти выросли…
Три дня… Три дня всего… И вот я лежу на голой земле, вытянувшись по струнке вдоль черного обуглившегося скелета…
Как такое возможно, скажите?
Я долго сидела над тем тельцем… Не могла понять: он это или нет? Потом смотрю: а в паху остался крохотный кусочек несгоревшей ткани. Я его аккуратно достала, смотрю: знакомый рисунок. Я несколько пар таких трусов в конце августа купила.
Звоню отцу.
- Папа! Папа! Срочно найди трусы, которые я недавно им купила. В шкафу, на средней полке.
Он роется в шкафу, чертыхается.
- Нашел!
- Давай рисунок сверять. Белый фон, на нем вразброс: слонята…
-Слонята, - подтверждает он.
- Тигры…
- Тигры, – голос у него все тише и тише.
- Рыжий жираф…
- Жираф…жираф – и всхлипывания.
Отец приехал с этими трусами, в ладошке зажатыми, прямо в морг. Не приехал, - примчался! Стоим мы над этим мальчиком, разглядываем тот клочок, что на нем остался, и громко плачем.
… Мой папа так рыдал тогда - я его никогда не видела плачущим, а тут сел на колени прямо в грязь… прям перед этим телом... Руки к небу поднял, и как начал кричать…
Страшно, когда мужчины плачут… Женщины как-то привычно… А когда рыдает мужчина, сразу хочется умереть: значит, уже никакой надежды…
(Долго молчит)
Представляете, мы все-таки ошиблись... Это был не он. Мы чужого мальчика приняли за своего. Соседка наша в том же гастрономе покупала точно такие трусы своему мальчику – сверстнику Соса, и точно в таких же трусах он ушел 1сентября в школу.
А знаете, почему мы все-таки похоронили не своего? Когда я нашла этого мальчика – и по росту подходящего, и в таких же трусиках – я в первый раз за десять с лишним лет заговорила с бывшим мужем. «Умоляю, сдай кровь на ДНК, я не могу быть уверенной, он весь сгоревший…» И через пару дней он звонит: да, сдал, это наш. Я поверила, и забрала того мальчика из морга домой.
А через месяц почти: «вы похоронили не своего ребенка, ваш еще не найден»… Он обманул меня, обманул своего сына – не сдал кровь. Боялся, что врачи узнают, что он наркоман, представляете? Даже после смерти сына отец ничего не смог сделать для него…
Потом вновь долгие поиски, ожидание… Выкопали того мальчика, которого похоронили вместо своего и на кладбище стояла пустая разрытая могила, с именем моего сына.
И вот снится мне сон. Я вижу, как он стоит напротив и просто смотрит на меня. Грустно-грустно.
- Что ты так на меня смотришь? – спрашиваю я.
- Просто. Мам, я же могу просто смотреть на тебя?! – кричит, плачет, и я просыпаюсь.
У меня сердца разрывалось на части. Сорок дней прошло со дня его смерти, но нигде его не было – ни среди живых, ни среди мертвых. И вот ровно на сороковой день нам звонят из Ростова: ваш мальчик опознан. Мы радовались, как ненормальные. И я даже не удивилась, что он нашелся именно в сороковины. Он такой был… Как сказать… Любил всякие неожиданные сюрпризы… Везучий вообще был… Из любой ситуации находил выход. И даже в смерти таким остался.
Из Ростовской 124-ой лаборатории гроб привезли… Цинковый гроб, закрытый… Десять лет туда возили на опознание трупы солдат с чеченской войны, а теперь – наших детей.
Я не захотела хоронить своего десятилетнего мальчика в цинке. Цинк – это война. Похоронки. Это все так не по-детски, да? Не знаю, почему, но я не могу даже смотреть на этот цинк…
Я заказала красивый деревянный гроб, и попросила открыть этот цинк.
(Закрывает рот рукой и долго молчит). Половины руки не было, вся верхняя часть – туловище, голова – были закрыты марлей. Я не стала ее раскрывать всю. Только ноги посмотрела. Точнее – с них начала, а дальше уже просто не смогла…
Видели, как выглядит жареная курица? Представьте, вот вы зажарили ее на сильном таком огне, а потом поставили в духовку хорошенько пропариться градусов так на 200. Вот так и мальчик мой выглядел... Мясо от кости отделилось, и косточка вместе с коленкой вывернута наружу была…
Мой маленький солдат… (Плачет) Принял бой и погиб в огне…
Первые месяцы я на кладбище жила, даже ночевала там. А что? Вся моя жизнь теперь на кладбище – Сосик и Асик, - два моих красивых мальчика.
Я уволилась после всего этого с работы... Зачем мне теперь дом? Я живу в квартире родственников, иногда, раз в несколько дней, спускаюсь вниз за продуктами.
Я не могу видеть людей. Меня тошнит от людей. Пустые разговоры, тщеславие, пустая жизнь… Они не знают, как легко потерять все. Не знают, что деньги на самом деле ничто… Бумага…
Она не вернет мне моих сыновей…
Вчера я купила красный родондерон, знаете, это такое красивое вечнозеленое деревце… Сегодня поеду на кладбище, посажу его рядом с моими мальчиками… Хочется, чтобы их дом был нарядным, красивым… Мне так хорошо, так покойно сидеть с ними, разговаривать… Я прошу прощения у них… Я все время с ними: никого, никого теперь нет, кроме них.
Я думаю: Боже, что должно было произойти, чтобы я вернулась к ним, к своим детям… Я должна была потерять их, для того, чтобы понять, что ничего ценнее и дороже их в моей жизни не было, и нет.
…Я прихожу и сижу с ними часами. А дома меня никто не ждет теперь, вся моя жизнь теперь под этими вот камнями…
Кого я могу винить? Только себя. Я должна была быть с ними, и сгореть должны мы были вместе, чтобы не мучиться вот так вот, поодиночке.
Я - мать, и я должна была быть с ними. И в жизни, и в смерти. Тогда мы лежали сейчас втроем, и были бы спокойны, счастливы и безмятежны…
Залина, мать
(с) копирайт утерян так как я сразу скопировал и запостил, линк утерял, если найдете напишите