Неожиданный звонок. Малознакомый человек хвалит меня за рассказ «
Крылья поэтов», и очень желает встретится. Я слышал про Эдварда (имя изменено). Одни считают его агентом ФСБ, другие - МВД, третьи - шпионом Администрации. Как им удается различать подведомственность – для меня загадка. Но тормозили не слухи, а излишняя настойчивость. Я продиктовал свой e-mail и попросил обозначить интерес письменно.
Электронное письмо пришло в тот же день. Оказалось, хвалил меня филолог, что вдвойне приятно. Послание украшали афоризмы, цитаты русских и зарубежных классиков. Я был интересен как личность, умеющая мыслить объемно. Эдвард видел во мне единомышленника и обещал поделиться ценнейшей политинформацией. Мало того, он предлагал дружбу… Мои сомнения автор пресек категорично, вставив в конце: «даю слово, что я не провокатор». Откровенность зацепила. Вряд ли провокатор будет так писать. А если и было что, ведь сказано: Уважай заблуждения ближнего, как свои собственные. Я – оптимист. Нельзя отказывать человеку в эволюции. Короче, я позвонил.
Общепитовская точка в центре Уфы. Эдвард кладет на стол приличный ноутбук.
- Пятьдесят тысяч отдал! – отозвался на мое восхищение хозяин.
Раскрыв аппарат он некоторое время молча что-то искал. – Вот, смотрите!
На экране красовались вооруженные киями два пресс-секретаря. Правая рука младшего была в перчатке. Намозолил, видимо. Перед ними расстилалось зеленое поле добротного бильярдного стола. На заднем плане, среди прочих, находился мой собеседник… Я не Штирлиц разгадывать такие ходы. Могу предположить: судьба не баловала Эдварда знаменитостями.
- Да - а… - протянул я, не зная как реагировать.
Филолог оживился, не угадав эффекта.
-
Мурзагулов интриган, каких свет не видел, его во время прошлых выборов из Москвы привезли. А вот
Шарафутдинова жаль – чужой он в этой компании, - сокрушался Эдвард.
Я придал лицу сочувствующее выражение.
Собеседник водил меня по политическому бомонду республики, как гид по зоопарку. Я завидовал его познаниям. Все были хищниками и негодяями. От всех он пострадал. Душа его взывала к мщению. Больше всего досталось диким особям, дрессированных Эдвард щадил. Наконец, когда очередь дошла до одного юриста, я решил блеснуть.
- Уголовник!
И тут же пожалел, увидев лицо напротив.
- Ну… в общественном сознании, - поправился я.
- Понимаете, Сергей… Ведь можно посмотреть иначе.
Радий очень многого добился. Он сформировал сильную команду. Он наладил отношения с Москвой. Он встречался с Сурковым…
Сбитый с толку волной информации, я задал дурацкий вопрос.
- Откуда вы знаете? И получил адекватный ответ.
- Общаюсь со средним звеном, - пояснил филолог. - По вечерам мы собираемся, пьем пиво, рассказываем друг другу новости...
- А вы, сами… собственно, кто?
Эдвард затянул длинный монолог. В нем было много всего, но мозаика не складывалась в целую картину. И чем больше он говорил, тем меньше оставалось шансов. Врачи в таких случаях вопят: «Мы теряем его!» Я предпринял последнюю попытку.
- Чего вы хотите?
- Я хочу стать политиком!
Облик никак не вязался с намерением. Претендент сидел в тертых джинсах, из-за ворота мятой рубахи торчали махры застиранной футболки. Легенда хромала на все конечности. Литературный критик должен выбирать жертву по зубам. Мне кажется это аксиома не только для литературы.
Расставшись, я не испытал облегчения. Давили мысли и чувства. Разочарованием назвать это нельзя – я не был очарован. Была надежда. Нет, не на получение обещанного компромата, про который мой «друг» так и не вспомнил. На другое…