«… Хотел бы, чтобы пришли вы ко мне однажды
В мой дом.
Я многое бы мог вам показать…»
Моя невеста внезапно потупит взор —
И вздрогнет.
Ее отец, и братья, друзья отца —
Сплошные вопли и аплодисменты.
«А это — не история, мой милый
Мистер Лис», — хихикнет блондинка
В углу. Волосы у нее —
Золотая пшеница,
Глаза — серая туча, крутые бедра,
Она усмехнется — криво и иронично…
«Мадам, да ведь я не сказитель», —
Склонюсь с усмешкой.
Спрошу, поднимая бровь:
«А быть может, вы расскажете нам?..»
И она опять улыбнется.
Кивнет.
И встанет.
И губы зашевелятся:
«Городскую девчонку, скромницу, не красотку
Бросил любимый — студент.
Она залетела.
Живот распухает, от сплетен уже не скрыться.
Бежит к любимому. Плачет.
В истерике бьется.
А он по головке гладит.
А он обещает:
«Конечно, поженимся,
Ясное дело, сбежим
Ночью к моей тетке —
Она спрячет!»
Дурочка верит —
А, черт возьми, ведь видала,
Как на танцульках смотрел
Он
На хозяйскую дочку.
(А та — хороша, и чиста, и богата…)
Верила. Как же!
Или — скорее — просто хотела поверить…
Но — скользкое что то было в его улыбке,
В острых черных глазах,
В модной прическе…
Что то,
Что помогло ей
Утром
На место свиданья
Прийти пораньше, на дерево влезть —
Дожидаясь.
(На дерево — ей — тяжелой?!
Чистая правда.)
Ждала до заката —
И появился любимый.
Крался в неверном, в первом вечернем свете.
С собою принес —
Простыню, нож и мотыгу.
Работал в тени кустов терновника споро,
Пел и свистал под сенью ветвей дубовых,
Могилу ей рыл, весело напевая
Старую песню…
Быть может, напеть вам ее?»
Пауза.
Все мы радостно рукоплещем —
(Ну, может, не все…
Похоже, моя невеста —
Черные волосы, щеки, подобные розам,
Губы кровавы —
Кажется, недовольна.)
Блондинка — а кто она, кстати?
Попросту, думаю, гостья? —
Поет:
«И вышел лис в полнолунную ночь,
И лунного света просить был не прочь —
На многие мили, в светлую ночь,
На мили лисьей дороги,
Пока он дойдет,
Пока добредет,
Пока доползет до берлоги!
На мили в ночь до лисьей берлоги!»
Голос ее был чист и хорош, —
Но голос невесты моей
Много прекрасней.
А после могилу выкопал он —
Она невелика,
И девица была невеличкой
(Даже тяжелая, много больше не стала) —
И обошел вокруг дуба,
И все повторял
(Она все слышала): «Здравствуй,
Моя птичка.
Здравствуй, моя любовь. Не опасны ль тебе
Лунные ночи, мать моего дитяти?
Здравствуй — приди же теперь в мои объятья!»
И он одною рукой обнимал мрак ночи,
В другой же сжимал свой нож —
Короткий и острый,
И все пронзал и пронзал им
Полночный воздух…
Она дрожала вверху,
На ветвях дубовых.
Боялась дышать.
И все же — тряслись ветки.
Взглянул он наверх — и сказал:
«Проклятые совы!»
И снова
«На дереве — кошка?
Эй, кис кис кис…»
Она молчала. Вжималась в ветки
И сучья,
В листья… И наконец, уже на заре,
Ушел убийца — унес с собою мотыгу, простыню, острый нож…
Ушел, проклиная
Злую судьбу и удачу своей жертвы.
Нашли ее на рассвете.
Плясала по полю —
Безумная, с листьями дуба,
Вплетенными в косы.
Пела она:
«Треснула ветка в лисьем бору.
Я увидала лисью нору!
Клялся любить на множество лет —
Видела я лисий стилет!»
Говорят старики —
У рожденного ею младенца
Лисья когтистая лапа
Вместо руки была, со страху, — шептали в деревне все повитухи.
Не зря же сбежал студент!»
Блондинка садится.
Комната рукоплещет.
Улыбка ее — струится, как тонкая змейка.
Уже исчезла — а в серых глазах
Еще длится.
Смотрит.
Похоже,
Ей это все забавно.
(с)